Шевченко В.И.

Родился в 1967 году в Ярославле. Окончил ЯГПИ им. К.Д. Ушинского по специальности «Учитель истории и школьный психолог».

С 2006 года – член Союза фотохудожников России. Участник международных, всероссийских выставок фотографий.

Постоянный автор журнала «Углече Поле».

Убедительна. Убедительна и самобытна. Живопись Шевченко по сути изложения очень убедительна, а по манере свовей подачи самобытна и полноценно раскрывает первоначальную творческую задачу. Причем это ощущение возникает без относительно к количеству представленных в наше пользование работ на конкретных выставках. Экспозиция любого формата обязательно прозвучит, если, конечно, ощутит встречное стремление своих чутких и отзывчивых посетителей к подобному возможному контакту. В последнее время они нередко и справедливо осторожничают, боятся ошибиться, обмануться, встречая в большом количестве "деланные" произведения, расчетливо давящие наши чувства и сознание и только ради этого эффекта и созданные. Творчество ВИШа на фоне таких поделок кажется свободным высказыванием, происходящим из самой сути личного художественного поиска, не подлаживающегося ни под актуальные стилистические направления, ни под ожидания искушенной публики. Перед нами на картонных листах (осознанный выбор самого мастера) проявляется авторское нутро, абсолютно самостоятельное, состоявшееся и выразительно прозвучавшее в момент создания картин, окончательно оформившееся вместе с самими изображениями и благодаря им.

При этом яркие чувственные открытия (не будем забывать о долгих предшествующих размышлениях и тщательной предварительной проработке образов) требуют от своего создателя подобных же хорошо усвоенных быстрых технических навыков, при которых упрощение чисто изобразительных задач просто необходимо для более эффектного, уже идейного проявления. Художник буквально не успевает за своим живописным потоком, максимально сокращает время принятия сознательных решений (вплоть до “процесса бессознательной организации материала” Л. Мохой-Надя), нередко отказывается от работы кистями (только максимально свободные руки). Обнаружившиеся в результате этого смыслы, их визуальное качество являются откровением в первую очередь для самого творца. Именно он (“искусство есть инструмент познания” В. Брюсова)- начальный получатель нового, только что оформившегося знания. Далее встает вопрос о масштабе совершенного открытия, пригодится ли оно только своему создателю или найдет отклик у определенного круга лиц, как долго оно будет оставаться востребованным и актуальным. В этом плане работыВасилия Ивановича просто обречены на продолжительное активное существование, так как пытаются прояснить нам как раз основы бытия и нужно быть очень недалеким человеком, чтобы отказаться от такой убедительной поддержки в собственных духовных поисках.

В эти (первоначально скрытые самой фактурой картины) авторские раздумья мы, проявив определенное желание и настойчивость, и должны найти путь. Должны, посчитав подобные усилия необходимыми, так как сама манера письма Шевченко определенно и категорично делит посетителей выставок на попутчиков, желающих последовать за живописцем, и “прочих прохожих”. Зрители не пожелавшие вникать в представленные построения, посчитав их, к примеру, излишне упрощенными, склонными по форме к проявлению “наивного” искусства, продолжат поиски “своего” мастера, устраивающего их и по подаче материала, и по заявленным темам. Оставшиеся соратники ВИШа, будут вовлечены в долгий и удивительно глубокий разговор о полноте мироздания, его идейном устройстве.

Основные полюса, границы таких размышлений заданы самим художником предельно четко: в нас и вокруг нас бытийствует прекрасный и соразмерный мир, пространство именно людьми осознанное и заявленное. Никто на земле, кроме человека не взял на себя эту задачу: почувствовать течение самой жизни, придать этому движению осмысленность. Человечество по своей воле положило в основу своего существования гармонию и красоту, а потом в конкретных, личных проявлениях делает многое из того, что не соответствует своим собственным же установлениям и наработкам. Эта глобальная беда и выражается в живописных раздумьях Василия Ивановича и не удивительно, что личные переживания самого автора при этом отходят на задний план, служат эмоциональным и болевым фоном для суждений гораздо более широкого звучания. Заявленный масштаб просто вынуждает Шевченко, при желании быть услышанным, соразмерным обсуждаемым вопросам, говорить не от своего лица, а от имени многих и многих мучающихся подобными вопросами обитателей нашей планеты. Для него, родившегося в селе Колыбелка на Дону в 1926 году. такое допущение вполне естественно. Интуитивно воспринимать себя частью великого целого, всего объема существования и видеть саму землю, весь мир одухотворенным началом, способным на сознательное общение с человечеством- именно эти врожденные ощущения и позволяли художнику не мельчить собственные размышления, придавая им слишком дробные материальные формы и сюжеты, а создавать универсальные построения, во многом подчерпнутые из народной культуры, но с собственными образами и символами.

Для пояснения таких предположений обратимся к картине ВИШа “Пастушок. Фашист пролетел”. Работа отсылает нас к известному полотну А. Пластова 1942 года “Фашист пролетел” с болезненным описанием конкретной беды прошлого: улетающий немецкий самолет, на опушке леса убитый пастушок, мертвые коровы. Для воевавшего, войной покореженного Василия Ивановича подобные напоминания, в череде многих других, требовали не простой незабвенности, но своего категорического разрешения. Как лишить само зло его силы, как свести на нет его кажущуюся фатальность и всепроникаемость? Очевидно, необходимо перевести, для примера, ситуацию А. Пластова, в другие сферы, так как в дробной и материальной окружающей нас реальности найти выход невозможно. Если противник конкретен, ситуативен, безотчетен, то только пространство, построенное на иных принципах, принципах универсальности, полноценности, безвременности и будет от него освобождено. Но что лежит в основе такого совершенного измерения? По Шевченко: гармония и разумное единение частей целого. Это найденное решение мы и видим в его “Пастушке”: вверху- пролетевший немецкий самолет, везде- нисколько незатронутая этой угрозой, прочувствованная, всепроникающая красота. Зло обязательно нанесет свой удар, но не в этот раз, потому что самого понятия “раза”- то в картине и нет, а есть идеальное построение Василия Ивановича в его бесконечной борьбе за смыслы существования, в котором именно сознательные волевые усилия создают самого человека и окружающую его реальность, а необходимость такого постоянного напряжения будет называться не отвагой, а жизненной необходимостью.

Об этом замечательный “Натюрморт с вазами”, где личностные построения (строй сосудов на столе) встречают встречное стихийное давление самой природы на нас, приравненное к нестерпимому жжению Солнца, которое ради полноценного звучания предельно приближено художником к представленной ситуации, даже служит декором спинки одного из изображенных стульев. Вот она, оголенная в своей сути действительность, где каждый пытается состояться, оформиться душевно и телесно. Воспринимать происходящее в его абсолютных проявлениях, а чувства в максимальном накале, cоздавать свой объем жизни и в нем противостоять любому давлению или принуждению извне (вспомним “Приглашение на казнь” В. Набокова, где все, кроме главного героя, “проницаемы”) – это и есть наше завоеванное право и удивительная возможность. Чем расплачивается человек за желание видеть мир незамутненным, без пелены различных допущений и послаблений? Конечно, собственной судьбой и неминуемыми болевыми ощущениями от каждого прожитого мгновения, но эти “ожоги” и есть “язык существования” (“… жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке”- И. Бродский об отчаянии) и только движение тела (воля-напряжение-страдание) приведет к духовному развитию (сознание-откровение-единство).

Степень напряжения, трагичность ситуаций (“Раненый зверь”, “У моря”, ”Навстречу солнцу”, ”Синая рыбка”, ”Зверь”, ”При луне”) при этом все равно будут представлены Шевченко в виде символических построений, не найдут своего конкретного воплощения, основная задача борьбы с повсеместным злом (в проявлениях обыденности, косности, бессознательности) будет продолжена, а уровни мироощущения заявленные в “Пастушке” не будут оставлены, а только расширены. Об этом работа “Смотрят”: на переднем плане- появление у двух существ беззащитного на данный момент потомства (непрописанный силуэт с мазком коричневого, как начале оформления жизни), на заднем- неясная фигура (преднамеренно несостоявшаяся), с явно враждебными намерениями к происходящему. Насколько реальна опасность? Если бы речь шла о некоем реальном событии, то “да” она безусловно существовала бы, но произведения Василия Ивановича очень далеки от конкретики и как удивительно автор отводит не определенную беду, а нейтрализует саму возможность ее проявления! Между новорожденным и потенциальной угрозой появляется небольшое синее пятно, в силу своей величины, кажется, не в состоянии никого спасти в этой напряженной ситуации, но тем и замечательно художественное сознание Шевченко, что в нем главенствуют не физические размеры или формы, а общие смысловые посылы. В данном случае так звучит сам синий цвет (как и в “Синей рыбке”, ”Встрече”), который для народного сознания ассоциируется с понятием праздника, уникальности происходящего события (отсюда “синие камни”, ”синие одежды”-женские платья для участия в определенных обрядах, причем любого цвета). ВИШ воспользовался обоими звучаниями выбранного цвета: это и определенная краска и символ торжества, когда само “время останавливается”. Без движения мир принимает универсальную форму, отбрасывая все скоротечное, не идеальное, а значит у зла просто нет возможности выразиться. Оно просто бессильно перед чудом самого Рождества.

Вот в этих двух пространствах: идейных пострoений (пример- “Пастушок”) и праздничных духовных проявлений (“Смотрят”) и будут разворачиваться все изыскания Василия Ивановича. Происходящее на картинах при этом будет освещаться не привычными нам Солнцем и Луной, в обыденной жизни и подчеркивающие естественность случившегося, а специальными “светилами”- небесными объектами с подвижным взаимодействием черного и белого цветов. Соотношение этих двух красок, их динамическое столкновение и будет характеризовать накал противоречий в самих сюжетах: “белое” незамутненных смыслов, идеальных конструкций, высших невидимых сфер будет в разной степени, но постоянно затемняться, искажаться “черным”, скрывающим первоначальное высокое звучание от реальности и служащим источником ущербной материализации в нашем телесном, ”тяжелом” мире самого “белого”. Причем противоборствующие цвета никогда не смешаются, не дадут “серого”, так как у этого нет никакой смысловой возможности и основной задачей персонажей Шевченко под новым “cветилом” станет знаковое проявление “белого” в “черном”.

Можно попытаться прописать некоторые из этих символов, хотя подобная работа совершается каждым зрителем в зависимости от собственного пережитого опыта и такие построения будут во многом условны. Здесь нужно даже поблагодарить самого ВИШа за то, что он самостоятельно не заявил звучание отдельных элементов своей живописи, позволил нам самим произвести оценку их универсальности и убедительности. Окружающая нас данность, по мнению художника, гармонична, интуитивно полноценна и в силу этого практически не определяема (“уму не постижим тот мир, который не подвижен” Н. Заболоцкого). Для своего понимания картина реальности должна быть расчленена по определенным заданным параметрам, изучена и снова восстановлена. Так разбив среду своего обитания на низ и верх, назвав первое- землей, а второе -небом, человек в полотне “Земля и небо” своим телом (“с вертикальным положением, с востанием человека начинается и живое, непосредственное искусство самоустроения” Н. Федорова) вольно соединяет части обратно в единое целое. Таково назначение и цветущего дерева, но только женщина, подхватив движение природы, сознательно возносит земное (венок из цветов на своей голове) вверх.

Иное решение той же задачи великолепно изображено Василием Ивановичем в “Поэзия времени”, где утилитарная вещь - стул является одновременно конечным конкретным предметом и, в оформлении своей спинки, своеобразным календарем и географической системой координат, наложенной на пространство, определяющей все происходящее, в том числе и движение идейного “светила”. Разрешением не менее значимой проблемы занят и другой обыденный предмет-лодка. Ее обязанность ощутить и проявить динамику мира, в конкретном случае-движение реки. Сама вода, одновременно ощущающая себя и в облаке, и в дожде, и в реке, и в океане статична, безусловна и не в состоянии вписаться в дробные людские представления. Именно плывущий объект сдвигает воду с места, заставляет распасться на прошлое (к примеру, дождь), настоящее- видимый поток и наступающее за поворотом будущее.

Знаковое звучание лодки как точки фокусировки, начала отсчета на этом далеко не заканчивается. Речное суденышко изображено в своей естественной среде, для существования в которой оно конструктивно и приспособлено. Что же для него будет трагично, приведет к потере смысла существования? Очевидно, пребывание на суше, да еще в перевернутом виде. Подобными ситуациями в своих работах Шевченко (“У озера”, ”ХХ век. Экология”, ”Любовь рыбака” и др.) и будет прояснять условный мир людей (понятно, что все символы художника- это человеческий род в своих проявлениях). Мы действительно существуем, только когда полноценно пользуемся данными нам от рождения качествами по прямому назначению (суть лодка на плаву), а наша смерть заключается не в физическом окончании, а в нежелании или не умении проявить свое естество, вступить в контакт с окружающей реальностью (перевернутая, но целая лодка на берегу).

Это желательное, даже настоятельное проживание себя в других и другом у ВИШа показано в виде отражения лодки в воде. Сами в себе мы трудно постигаемы и именно волевое включение (отражение) в разные явления жизни и формирует нашу уникальность и самостийность. У В.И. во многих произведениях (“Лето”, ”Раненый зверь” и др.) именно способность отбрасывать тень (в отличии от потусторонних сил в “Шабаше ведьм”), оставлять после себя следы (“Россия”, ”Раненый зверь”) и будет признаком осознанного, полноценного бытия, принятия окружающего пространства как своего собственного (“Я мир, а мир не я” Д. Хармса), смыслового давления на него.

Такие допущения позволяют отступить чуть назад и продолжить размышления о работе “Натюрморт с вазами” далее: присутствие все испепеляющего вокруг себя солнечного (бытийного) диска вызывает у изображенных на картине предметов-созданий встречное движение противодействия, желание сохранить свою состоятельность. Вазы Шевченко, конечно, есть человеческие сущности, скроенные по принципу цветка души в сосуде тела и как по- разному они проявляются в трудном для проживания мире. Кто-то нашел в себе силы состояться и физически, и духовно (живые цветы в вазе), кто-то сделал это усилие, но потерпел неудачу (засохшее растение в сосуде), есть те, кто проявился только телесно (ваза без содержимого, но отбрасывающая тень), кто-то оказался не способным и на это (пустой сосуд без тени). Подобное отождествление нас с вместилищем души конечно не ново, но ВИШу удалось убедительно воспользоваться таким сравнением, наполнив свою живопись многочисленными “букетами” в разных их проявлениях.

В чем начало этого образа? Почему мы украшаем свои жилища цветами? Из-за того, что признаем их красивыми и этим же приговариваем их к смерти, так как в сорванном виде дни их сочтены, а судьба незавидна. Так и человек рождается душевно прекрасным, но и определенно конечным, в отличии от окружающего его естества, где смерть также присутствует, но является неотъемлемой частью вечных перерождений природы. В этом и состоит трагичность нашего общего состояния, с которым очень трудно смириться. Освобождением из этой временной ловушки Василий Иванович считает следующее предположение: каждое осмысленно прожитое мгновение, желая по-новому состояться в наступающем будущем, именно по собственному хотению отходит в прошлое, исчезает. От этого и вся жизнь целиком тем более не напрасна, а просто наполнена бесконечным стремлением к прекрасному другому. Так на полотне “Брошенная игрушка” кукла в окружении проросших вокруг нее цветов новых смыслов- есть символ детства, сознательно (отсюда ее поза, движение головы, рук) покинувшее ребенка, предоставив тому возможность перейти в следующее свое состояние - отрочество, которое также уже в свое время, по своей воле покинет человека, дав ему все возможное для индивидуального созревания.

Такого рода жертвенность, как бы заключена в нас самих, даже в устроении нашего тела, но Шевченко не менее выразительно показывает подобную готовность и через мир природы. Так в картине “У озера” у рыбы появились ноздри (проявление дыхания-души), она буквально процвела новыми качествами, а для этого приняла вертикальное положение, что для водных жителей нередко связано с понятием конца (момент, когда рыбак тянет свою добычу на поверхность). Но если даже рыба, в своем смысловом, универсальном значении мира безмолвного, хладнокровного и в своих помыслах “горизонтального”, может желать духовного развития и осознавать цену такого стремления, то какими же бесконечными должны быть людские усилия в этом направлении.

Небесные светила, вазы с букетами (или вазы с фруктами для более конкретного изображения именно ребенка, который еще принесет плоды жизни), лодки, рыбы- только небольшая часть всех знаковых наработок, используемых Василием Ивановичем в своих раздумьях. Их поиски и прояснения нужно продолжать, здесь же хочется дополнить звучание одного из них- стула. В своем символическом представлении, а не в второстепенном, утилитарном появлении, он никогда не занят человеком. Как же так? Ведь именно люди, как разумные труженики и должны иметь право на осознанный отдых и стул, как видимое доказательство этого права, часто присутствует на картинах самого художника (“Драма”, ”9 мая”, ”Интерьер”, ”Натюрморт с лошадью” и др.). Но в том-то и печаль, как личного существования самого ВИШа, так и нашего совместного положения: возможный душевный покой только иллюзия, недосягаемое состояние умиротворения в реальности, где нами же активированы зло, ненависть, разрушающая агрессия.

Разрешение этого противоречия мы должны начать со следующего: предельно ясно и четко осознать произошедшее и вспомнить уже опробованное, разнообразно усложненное, но более пригодное для комфортного проживания, состояние минувшего (“Инопланетяне “.”Каменные бабы”,” Русалка”). Из этой серии описаний прошлого, c достоинством уступившего свое место более примитивным проявлениям человеческой натуры, выделяется полотно “На красных быках”. Само название работы можно истолковать, как “На земляных быках”, так как два цвета: красный и черный в народном понимании едины, служат оттенками терракотового (суть-земного). Отсюда населенные пункты, к примеру Ярославского края: Краснораменье, Чернораменье, Черные, Пали, Гари с четким указанием на качество занятой под жилье почвы после вырубки и сжигания или елового, или лиственного леса.

Трактовка названия как бы поясняет, что быки предоставлены самой природой, вольно откликнувшейся на первые попытки земледелия. И сам подарок (домашние животные) и сознательная податливость земли, согласившейся на свою обработку, всегда вызывали у людей чувство мистического уважения и почтения к подобному давнему, осмысленному контакту. “На красных быках” повествует о трагическом (как и все рубежи у Шевченко) завершении этих великих времен, разрыве “золотой цепи” традиции. Об этом и, практически сломленное небесное светило, где белый цвет истины умален, подавлен черным; темные же птицы (провозвестники будущего, либо падальщики) чувствующие неминуемо приближающуюся развязку. Особенно выразительны фигуры быков с большими глазами, четко обозначенными ноздрями, высунутым ярким языком (дыхание-душа). Это сама природа изнемогает от беспощадного давления безликого в прямом смысле человечества, представляющего с недавнего времени обработку земли как технический процесс добычи, а не как волнительное и осознанное обеими сторонами единение.

Подобное жуткое обеднение смыслов своего пребывания на земле человек обязан понять как можно скорее. Он должен вернуться к естеству жизни, буквально раствориться в нем, что, собственно, и происходит в “Купальщицах” Шевченко, правда в виде воспоминания о былых временах. Сначала на картине нам представлен естественный природный ритм: течет река, дует ветер, качаются деревья, потом появляются понятные нам лодки, задающие уже другое, умственное движение (начало-конец, рождение-смерть), а перед ними зашедшие в воду женские фигуры, купальщицы (в том числе от значения- купно, скопом, вместе) соединяют оба эти потока в один-обрядовый. Если перед нами годовой цикл с его рождением (Новый год), ростом до “макушки лета”, постепенным старением и очередным перерождением, то мы видим, что обязанности девочек и девушек уже выполнены, они, исполнив весенние обряды, отошли на задний план. Пришло время, буквально накатило волной, уже замужним женщинам, матерям включаться (“…кто не выйдет на купальню,…А тот будет бел-береза, А тот будет пень-колода.”) уже в летне- осеннее действо, а за ними старшее поколение (старуха) и мир умерших, символически представленный рыбой, уже постараются “заколесовать” год. И так, из поколения в поколение, торжественно и величаво, ежедневно и осмысленно женщины (“толкачихи мира вперед” у Н. Заболоцкого) входили в поток существования, тем самым проясняя его.

Вот это и есть, по мнению ВИШа, достойный нас труд: познавая - создавать миры, сознавая- приводить их в движение, придавать им душевную полноценность. “Сознание своей жизни и познания её смысла и назначения”-эта формула Л. Толстого точно передает то пространство, в котором каждый человек и должен постоянно не просто находиться, но упорно трудиться. Так, собственно, жил и работал и сам Шевченко, неслучайно ассоциируя себя в своих картинах с красивой птицей- петухом или лесным зверем, видя в первом существе явление мировой красоты и жажды бытия, во втором- уважая чисто животную отвагу и дерзость, желание отстоять право на личное существование. Таков волк в картине ”При луне” со знакомыми нам символами волевой душевной самости: большие глаза, высунутый язык, цветность самой фигуры. Впереди у него длинная, морозная, зимняя ночь, давящая и устрашающая земное пространство Луной, и выживет зверь только если проявит свое не столько физическое, сколько духовное нутро. Начало уже положено, волк храбро смотрит в желтый ночной глаз, как бы осознавая своего главного противника, готовясь к противостоянию именно с ним в отличии от животных вверху картины, ищущих поддержки друг у друга и не решающихся вступить в личное противоборство с происходящим.

Сама задача- показать проявления духовности с помощью предметной живописи через символический ряд обыденных предметов и животных кажется несообразной только при первом приближении. Со временем от работ Василия Ивановича уже интуитивно и будешь ждать не только эффектной картинки (где сумма ее частей все же ровна целому), но более сильных по ощущениям прозрений и сколько “подходов” для этого понадобиться совсем не важно, главное рано или поздно добиться мысленного единения с миром ВИШа, а через него с идейными пространствами, которые он удостоился честь представлять.

Так картина “Война. Мать и сын” редкое, но очень трепетное соприкосновение художника с миром христианства. Движение фигуры Богоматери на иконе вверху подчинена двум удивительным и, по сути, единственным желаниям любой матери: видеть и ласкать собственного ребенка, но центральное место изображения отдано другой, трагической ситуации. Мать, пережившая своего сына, вынуждена исказить до неузнаваемости в себе небесный образ (не на кого смотреть- нет шеи, движения головы: не к кому прикасаться- высохшая рука, кисть), полностью отказаться от “тварного” зрения в уповании душой, раз бессильны глаза, представить свое дитя.

Надежда на “духовное” видение в этом случае носит вынужденную, трагическую окраску, но сам Шевченко стремится своим творчеством показать нам желательность именно такого постижения окружающего нас пространства. “Мы не видим, то, что смотрим” А. Родченко, он дополняет - мы визуально осознаем то, что думаем. Главное, что бы подобные размышления находили свои конкретные проявления (“мышление о деле…есть постоянное душевное состояние” Н. Федорова). В этом, собственно, и выражается качество мысли- насколько она состоятельна, то есть готова реально проявиться. Вся живопись ВИШа и есть именно призыв к действию. Она не описательно объективна и не сочувственно субъективна, но есть кипучая и полноценная картина жизни на земле, в ее прошлых, настоящих и будущих духовных проявлениях. Существуют ли в действительности изначальные смыслы или это наработки нуждающегося в таких обобщениях человечества не так важно, главное включиться в это движение. Именно наши стремления неимоверно обогащают сам мир, позволяют прожить свою жизнь максимально полноценно и осознанно (“мы обладаем не самой реальностью, а лишь идеями, которые нам удалось сформировать относительно нее” Х. Ортега-и-Гассета).

Именно об этом работы Василия Ивановича Шевченко (ВИШ) и некоторые его размышления:

- “Любой цвет может кричать, говорить, петь. Живопись – это ведь диалог со зрителем. Я вот на выставку работ не много своих повесил. Чтобы диалог немногословным был. Но чтобы услышали.”

- “Я когда картинку крашу, сразу вижу, чего она требует - не возвращаюсь, не дописываю. Тут и кистью работаешь, и рукой мазнёшь, и из тюбика - только успевай!”

- “Художник живет в своих произведениях, которые будут будить разум и чувства еще многих поколений зрителей, художников, исследователей.”

- “В гармонии счастье. Человек слуга Природы, он должен один немо слушать Природу. Я ее чувствую кожей, обонянием, слухом –всем!”

- “Я сам по себе. Так лучше. Считаю, что главное для художника- иметь свое лицо.”

- “Я всегда людей перевожу в пейзаж или натюрморт. Портретов не пишу. Не интересно. А вот воспринимать человека в его окружении интересно. Ведь каждый из нас — это мир в себе и то, что его окружает.”

- “Человек должен все время думать – кто я? Зачем, что сделал на свете, не зря ли существую? Мне кажется, в космическом пространстве человек – некий инструмент, он должен состояться, исполнить свое предназначение.”